Сегодняшний день ветерана. Фото очерк

Александр Голенков победу встретил 17-летним, рядовым в стрелковом полку — в Литве. Он оказался для меня связующей нитью с остальными героями этого материала. Вместе мы прошли километры грязных апрельских дорог, пока я знакомилась с его друзьями — людьми, прошедшими через войну.

Александр Фёдорович везде ходит пешком: в Агролес — на «фазенду», на репетиции, к друзьям… — километров десять в день — хорошо.

Сегодня день победы он с женой Александрой встречает в Ленинграде. Туда же приедет внук из Австралии. Александр с Александрой уже побывали в Австралии, но насовсем уезжать туда не хотят.

— Там ведь всё по-другому, — говорит Александра. — Солнце всходит и заходит не оттуда, север жаркий… Везде всё асфальтовое, везде чистота…

— И газоны везде зелёные, чистые, и по газонам ходить можно. Я с мандолиной иду по берегу, мне орут, сыграть просят. — Александр Фёдорович играет на мандолине и часто берёт её с собой в свои хождения. Может идти по улице и играть…

Мы сидим в комнате с яркими синими стенами и пьём чай с ватрушками и пирогами.

— Сейчас легче стало жить — если в холодильнике есть сыр, значит всё хорошо, — улыбается он.

Александр Фёдорович любит очень кататься на коньках. Стали мы собираться на каток. Жена Шура говорит: «Ты носки-то надень хорошие — белые». Носки надели, пришли, а каток закрыт. Но, наверное, очень хотелось Александру Фёдоровичу сфотографироваться на катке, потому что в результате нас туда провели, хоть мы и не просили никого. Остановили специально холодильную машину, чтобы Александр Фёдорович прокатился…

Если картошка есть — всё хорошо

Потом мы пошли по гостям. Знакомая Александра Голенкова — Анна Андреевна Жилина — живёт в Агролесе. Они ровесники.

— Вот уж человек с тяжёлой судьбой — к ней обязательно нужно сходить, — говорит Александр Фёдорович. Мы приходим. Живёт Анна Андреевна с дочерью и зятем. Зять Анны Андреевны работящий — в доме ремонт, во дворе сделанный им бассейн, дорожки аккуратно проложены.

— У меня муж работает на севере там, где мама была в ссылке. Представляете? — говорит дочь Анны Андреевны. — Пустое болото, ничего нет — их высадили, дали им мешок пшеницы и всё. И вот мы ехали по тем местам, где мама пешком шла — это такое огромное расстояние…

— Сначала 150 километров мы шли до Васюгана. А потом когда восстановили нас из ссылки — мы пешком дошли до Колпашево. Вот я и говорю — много надо ходить. Я столько много ходила и всё равно ноги болят.

— Что же вы кушали там, когда вас высадили с мешком пшеницы?

— Пшеницу мы, конечно съели сразу, потом коренья ели — кто как мог, никто не пропал.

— Отец, когда вернулся из ссылки, с Калымы, он у них умер-то от голода. Всё съели — собаку, кошку. Мама говорит, собаку ела, а кошку не смогла… А Сталин когда умер, всё равно плакали, — рассказывает дочь.

— Я плакала, — подтверждает Анна Андреевна.

В комнате Анны Жилиной солнечно. Стоит рассада на столе. Анна Андреевна сидит на диванчике, перебирая ряды лекарств на полочке рядом и рассказывает о бесконечных странствиях и скитаниях до и во время войны. Я начинаю путаться в названиях сёл и мест, куда их ссылали, но точно прослеживаю тот факт, что где бы они ни жили — везде строили себе хорошие дома.

— Вот уж точно, что куда кулака не отправь, он всюду кулак. Работящий потому что. И отец с дедом везде дом могли построить…

В 10 лет мы остались, когда папу сослали. Так и жили сами. Старшей сестре было 14. Даже гавно человеческое из туалета воровали, потому что если не польёшь им землю, то не вырастет ничего. Вот сейчас молодые говорят «жизнь тяжёлая». Да как же она тяжёлая — если картошка есть, значит всё хорошо!

Береги жену

После таких оптимистичных слов мы пошли к Фёдору Ивановичу Завалишину. Это фронтовик, друг Александра Фёдоровича. Дверь открыла дочь — он тоже живёт с дочерью. Александр Фёдорович с порога начинает разговор:

— Пенсию получил вот, еду сегодня в Ленинград!

— А я ещё не получил! А, ну так у тебя же раньше… Сейчас ветеранам хорошо добавляют пенсию… Вот такая у меня келья, я здесь живу. — Фёдор Иванович усаживает нас в своей комнате. Небольшая комнатка, на столе телевизор с плоским экраном, на побеленной стене картина. Фёдор Иванович рисует сам — масляными красками. Идёт куда-нибудь, видит красивый пейзаж, запоминает и рисует. Сам научился — и выходит мастерски, с соблюдением композиции, с грамотно смешанными красками, с душой.

— Береги жену — ещё раз тебе говорю! Я свою не уберёг и вот уже сколько лет без неё, а как тяжко до сих пор… — говорит он Александру Фёдоровичу. А тот продолжает разговор:

— Ты в каком воевал? В белорусском фронте?

— Нет, в украинском. Забрали меня в армию 9 января… Северную Буковину освобождали… там мне очень понравилось — красиво! Пришлось пошагать, покапать, поползти — всё пришлось… Сначала пулемётчиком был ПТР (противотанковое ружьё). Я росту маленького и мы с напарником вдвоём носили ружье… и вот — его убило.

— Ты расскажи… — просит Александр Фёдорович.

— В апреле это было, ещё снежок был кое-где. Вот идёшь, все в напряжении таком — снег берёшь в рот и не чувствуешь что он холодный. И ночью, часа в четыре нас послали к танкам. И вот мы пошли с напарником, взяли снаряд на плечо с собой… Идём, а немец бьёт, мы думали не по нам — молодые оба были. А тут бах! — упали. Я лежу, искры из глаз, круги вот так вот идут, никого не слышу… Пошевелился, — живой я или нет? — живой. Шурку трогаю «ты живой?» — молчит, смотрю — а у него головы нету. Он на голову выше меня и так получилось, что надо мной пролетело, а его убило. И меня заколотило — я глянул, а он горит… я давай его снегом тушить, но он так и сгорел потом… Пока тушил, потом смотрю — мозга лежат. Как эта булка мозгов не разлетелась, не знаю…

Фёдор Иванович рассказывает о том, как чудом он спасался от смерти: то первым его в бой отправят — и его, первого не тронут, а по остальным палить начинают… То из окопа посылают на задание, а в окоп граната попадает и все погибают, кто там был… Или как по минному полю он идёт, или мина на ветвях прямо над ним повисает и не взрывается…

— Кто меня тогда от смерти спасал — ангел хранитель только?

Блокадница

Зашли мы ещё к одной знакомой. Тамара Сергеевна Семыкина — блокадница. Сели сразу за стол, и разговор начался самый насущный…

— Я тогда поехала это, Фёдорыч вот правда ведь ума нету — считай калека. 450 рублей оставила на лекарство. Выписали три партии капель. Дешёвые дали, а хороших — нету. Вот и пошла за деньги купила.

— Так ты можешь от льгот отказаться уже. Я пошёл, и мне сразу убрали. А что мне — лекарства не беру, на электричке не езжу.

— А эта… Маруся-то умерла. Приезжали за мной, я ездила обмывать.

— А Галя-то живая?

— Да, с костылями по хате ходит… Стареем, стареем мы, стареем… Ещё чаю подлить? Пирог вот ешьте, дочь испекла…

— Дочь с ней живёт, — объясняет Александр Фёдорович. — Внука одного хоть держит. У других детей по двое, по трое.

— Нет, у нас по трое нету. Двое правнуков уже. В начале июня ещё вылупится один… В течение года три правнука получилося!

О военных скитаниях совсем немного было сказано, но запомнится мне надолго…

— Помню как вакуировали нас, помню, как Юра младший родился у мамы. А в дороге он у нас умер с голоду. А умер почему — матери в дороге тяжело было, а он грудь сосёт. И вот старшие собрались и решили — давайте его от груди отымем, если он умрёт, то мать останется. А если мать умрёт, то что нам делать… И он чё — недельку грудь отняли и он умер. Завернули его в одеялко, из тамбура вынесли…

Ой… а потом сколь набедствовались… А сейчас я 1500 рублей получаю за это.

— Лишь бы здоровье было. Давай за здоровье.

— Давай.

На столе чай, хлеб и пирог, испечённый дочерью. Мы пьём вино домашнее, очень вкусное… от него хорошеет, я сижу, наблюдаю за этими людьми, у которых сколько за плечами пудов жизни прожито и думаю о том, что смысл моей жизни в этот самый момент — сохранить в памяти людей эти лица и эти воспоминания.

— Вот напишешь что-нибудь в газету. Интересно же… — Говорит Тамара.

май 2009 Автор: Ольга Салий. Использование материала (в т.ч. частичное) без письменного согласия автора не допускается.