Отец Димитрий стоит перед иорданью с большим деревянным распятием в руках. Напротив него на взгорке мы — прихожане. Конечно, ещё набежали и зеваки — поглазеть, как попы в прорубь прыгать будут, да на баб в прозрачных мокрых рубахах попялиться. Но наших все ж больше. Я вижу чистые, светлые улыбки, и с каждым выдохом они маленькими облачками растворяются в морозном январском воздухе. И предчувствую чудо какое-то, сам не знаю какое.
«Приидите, приимите все Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия, явившегося Христа» — священник выталкивает слова молитвы, и они летят к нам и куда-то дальше.
Они летят над нами, и, кажется, вся земля сейчас должна остановиться, замереть и внимать этим словам, этому голосу. На секунду я даже представил, как вся Большевистская остановилась, мужики повылезали из камазов и зилов, из автобусов и автомобилей вышел народ и молча слушает и удивленно смотрит на эти слова, облаками плывущие в небе.
«Сам убо, Человеколюбце, Царю, прииди и ныне наитием Святаго Твоего Духа и освяти воду сию…» Я смотрю в небо, и мягкий снег падает мне на лицо, покрывая этой благодатью.
«… и даждь ей благодать избавления, благословение Иорданово: сотвори ю нетления источник…» ветер несет молитву, и когда она пролетает над нами, я чувствую, как в нее вплетаются и наши радости и надежды.
«…освящения дар, грехов разрешение, недугов исцеление…» Да, я хочу освятить свою суетную жизнь и исправить её и освобождением от греха, и исцелением болезней.
«…демонов губительну, сопротивным силам неприступну, ангельския крепости исполнену»… а это вообще как будто для меня. У меня были страшные припадки бешенства, о которых знают, пожалуй, лишь самые близкие люди. Самым любимым всегда достается самая тяжелая работа. Это как мыть гору грязной посуды после праздника: гости радовались, ели, пили, смеялись и ушли. И я уже уснул. А посуду мыть ей… И как прогнать этих демонов? Постом и молитвой. Разумом и любовью. И вот этой святой купелью.
«Ещё раз поздравляю всех с праздником святаго Богоявления! Желаю крепкого сибирского здоровья, мира в душе и всех благ! Сейчас в порядке очередности после священников можно искупаться в этой святой воде, причаститься её, получившей благодать Духа Святаго! С Богом!»
Народ двигает к палаткам, раздевается и готовится к этому причастию. Отец Димитрий в сером подряснике первым подходит к купели и погружается в воду.
«Во Иорда-ане кре-ща-ю-щу-ся- Те-бе, Гос-по-ди,
Тро-и-чес-ко-е я-ви-ся по-кло-не-ни-е…»
Я всматриваюсь в лица тех, кто уже вышел из купели и улавливаю странное выражение радости и боли. Два года назад я был на этом самом месте и нырял в прорубь вместе со всеми. Но для меня это был скорее вопрос «смогу — не смогу», вопрос закалки и проверки. Проверил. Смог. Закалился. Сегодня я думаю не об этом. И предчувствие какого-то чуда все более нарастает во мне. Палатки забиты раздевающимися и одевающимися, и я почему-то иду к купели и раздеваюсь прямо на льду, в десяти метрах от нее.
Кругом шумно. Тут и там слышны различные «Ах!» «Эх!» «Ух!» Плеск воды. Чей-то мужской смех. Вдалеке кого-то зовет женщина. Какой-то мальчишка орет во все горло. Певчие дрожат от холода, улыбаются и не перестают петь тропарь.
Я подхожу к полынье. Господи, помилуй! Ступенька. Ещё одна. Ещё. Я сгибаю ноги и оказываюсь в воде…
И вдруг время останавливается. Я ничего не ощущаю и ничего не чувствую. Нет холода. Нет шума. Нет суеты. Нет никаких болезней и забот. Нет даже мыслей. А ещё за шаг до купели они были. Я гнал их, но они были: ведь сегодня понедельник, двенадцать часов дня, меня на работе ищут, наверное… Я не заставлял себя опускаться в купель, особо не настраивался, даже на руки не брызгал, как обычно, чтобы предохранить тело от охлаждения. Я подошел к Иордани с благоговением и любовью. И сейчас в этой воде я ощущал только эту любовь и это благоговение.
И вот что важно: тут, под водой не было моих демонов. Тут не было бесов, чье присутствие я ощущаю как тяжесть в теле. И настолько привык к этой тяжести, что она становится как бы моей частью. А там их не было. Они выпрыгнули из меня и, злые и орущие, летали над прорубью. И не могли меня взять. Я вынырнул, и они полетели назад, домой, в меня. Я нырнул. И они ещё больше разозлились. Я снова вынырнул, и они, видя мою мокрую голову, снова рванулись ко мне. А я опять нырнул. И они опять стали орать и беситься…
Я не мог долго сидеть в этой воде. Я скажу так: я вообще не мог сидеть в этой воде. Я был под водой меньше трех секунд. Меньше трех секунд я был Ангелом.
А потом я вышел из купели. И мне стало совсем нехорошо. Я снова стал человеком. У меня очень сильно замерзли пальцы на ногах и руках. Я согнулся и бежал к полотенцу. Кто-то встречал меня, что-то говорил. Я заметил чью-то улыбку. Я услышал тропарь. Плеск воды. Чей-то мужской смех. Вдалеке кого-то зовет женщина. Какой-то мальчишка орет во все горло…
Мокрый, я стоял посреди зимы и смотрел, как люди становятся в очередь, чтобы упасть в эту воду. Я знал, что бесы уже снова во мне. Но я чувствовал, что где-то рядом и Ангел, и он защитит меня. И мне снова стало хорошо. Наверное, и на моем лице сейчас было это странное выражение боли и радости. Закоченелыми пальцами я разворачивал одежду и натягивал брюки…
Мне хотелось ни с кем не разговаривать и побыть одному. Друг, с которым мы пришли сюда, сегодня не купался в этой воде. Он стоял в теплой кожаной куртке, в шапке-ушанке и фотографировал меня на мобильный телефон. Он ещё, кажется, ставил меня рядом с человеком в шубе, чтобы запечатлеть контраст: «Лешенька! Дорогой! Встань-ка вот суда! Я тебя сейчас сфотографирую! Да нет, не так, развернись вот… подожди, кнопочка запала… а вылез-то ты с каким злым лицом, а? Лешенька!…»
Я стоял у купели. От сердца во все стороны разливалось тепло. Я слышал шум, я вспомнил, что сегодня понедельник, двенадцать часов дня, и меня, наверное, ищут на работе. И я побежал в город, в свою жизнь. На Большевистской как всегда летели, шумели, гудели машины… Уходя, я обернулся на реку. И мне показалось, что где-то там, далеко, мимо рыбацких палаток с безразличными ко всему рыбаками, мимо греющихся коньяком парней с шикарными наколками, мимо сотрудников милиции и спасателей МЧС идет Спаситель. Идет по ледяному песку Сибири так же, как когда-то шел по раскаленному песку Иордана. Он встает в очередь к купели. Он опускается в эту воду. И белый голубь спускается к Нему. А сверху на нас смотрит Он — Отец и Создатель. Смотрит и улыбается…
Рекомендую заглянуть:
- Путешествия и жизнь в Тайланде: путеводитель
- Туристическая страховка онлайн (скидка и какую выбрать)
- Как работать удалённо. Бесплатное пособие
- Кокосовое масло: применение
- Мобильный интернет и связь в Тайланде
Понравилась статья? Буду очень благодарна, если вы расскажете о ней друзьям:
Вы можете оценить эту статью: 
(Пока оценок нет)
Загрузка...
Талашкин — ты чудо! заставил меня плакать с самого утра! Потому что все правда! Я и свой опыт помню и становиться ужасно оттого, что больше так не смогу! тогда ребенком была, а теперь этого ребенка в себе навсегда потеряла! спасибо! Я плачу!
Господи, ну неужели теперь это будет единственное место, где мы сможем поговорить? Слушай, а еще я поняла о чем буду говорить на спектакле. смешно, но если бы спектакль строить на дорожных знаках — мой вчерашений бред, то мой знак будет тупик или проезд запрещен! Я умерла уже несколько лет назад. наверное это было самоубийство! :) Прости за смайлик, но я не знаю, как еще сказать, что говорила я это с улыбкой
Очень все чисто, по-божески. Додуманно что ли. Красиво не по-настоящему, но красиво. Может, и действительно так. Ощущения, кстати похожи. ныряние — будто приобщение к светлому. Леш, пишу тебе литературный ответ как у меня прошло крещение. Скоро скину ссылку. Много чего сказать есть.
не хватает силы воли, решиться. веры хватает, а силы характера — нет. уверена, что ощущения такие и благодать.
Это очень и очень хорошо! Надо направлять в Фому, талантливо, замечательно, все тонко подмечено.
Спасибо!
Спаси тебя Христос! Алексей! Я побывал с тобой там, у купели, и видел всё! Храни тебя Господь!