Сергей Афанасьев и его театр. Новосибирск. Интервью

Когда в зале уже не осталось свободных мест, люди начали садиться прямо на пол: подкладывали театральные программки, какие-то тетрадки, газетки и садились. На ступеньках, в проходах между креслами, перед первыми рядами в партере, упираясь коленками в пандус — люди усаживались повсюду. Это продолжалось до тех пор, пока в малом зале театра им. Ленсовета совсем не осталось свободного пространства. Так встретил Петербург постоянного участника всероссийского театрального фестиваля «Пять вечеров» им. А.Володина — Новосибирский городской драматический театр под руководством Сергея Афанасьева с премьерой спектакля «Две стрелы».

Даже во время финансового кризиса, когда вокруг только и слышно о том, что театры и концертные залы пустеют, а на «Мосфильме» за последние три месяца не снято ни одного фильма, Сергей Афанасьев собирает полные залы, занимается съемкой художественного фильма и создает в Новосибирске собственную киностудию.

— Прошлой весной я совершенно отчаялся и думал, что уже не доведется в этой жизни заниматься кино — все мои надежды, связанные с компанией «А-медиа», рухнули. Но друзья сказали, что если мы сейчас не начнем снимать кино, то просто поставим крест на себе, разбежимся в разные стороны и никогда больше не соберемся. И тогда я в одночасье принял решение: будем работать, но при одном условии: работать будем бесплатно. Мы понимали, что есть люди, которые готовы работать бесплатно. Мы понимали также, что город, в котором живем, пойдет навстречу. Операторская группа, обеспечивающий персонал, актеры, в том числе Лиза Боярская, Даша Румянцева и Саша Баргман — все они дали согласие на съемки. Ни о каких деньгах речь не шла, они готовы были работать ради искусства. К сожалению, из-за плотного рабочего графика, в котором в течение года всего три выходных дня, мы не смогли сотрудничать с некоторыми из них.

— Сергей Николаевич, как вам удалось убедить столичных артистов работать без гонораров, исключительно «ради искусства»? В чем секрет?

— Я даже не знаю, в чем секрет. Наверное, со мной они связывают какие-то надежды, которые не связывают больше ни с кем. Это такой не очень скромный разговор… Актеры хотят работать со мной бесплатно, потому что им нравится то, что я делаю. Актеры, которые работали с Михалковым, говорят о том, что он может так организовать работу, что вся группа находится в абсолютном кайфе. И если у меня есть похожие качества, то грех их не использовать в корыстных целях. Вот этим пока и занимаюсь. Я эксплуатирую то имя и тот имидж, который в течение двадцати-тридцати лет нарабатывал — это тоже своеобразный материальный ресурс.

Когда новосибирские актеры соглашаются работать бесплатно, то это не связано с моей персоной. Для них это реальный шанс поучаствовать в кино. Хотя, конечно, и наши взаимоотношения на это влияют. В общем, не знаю. Есть какой-то секрет, я не очень хочу его даже разгадывать. Я понимаю, что дальше так не продержимся. И мы сейчас готовим какие-то минимальные ресурсы для будущих проектов. Но это совсем не бешеные деньги. Да, мы жертвуем определенным спектром кинематографических выразительных средств, но содержание картины от этого не страдает, так как ставка делается на артиста. Это очень специфическая тема. Поэтому, как это ни провинциально-банально звучит, но не все определяют деньги. Даже в кино.

— В одном из своих интервью Вы сказали, что выбираете тех людей, которые близки Вам по духу. Что помогает разглядеть эту близость?

— Есть такое слово «интуиция». К сожалению, интуиция в нашей профессии играет определяющую роль. Если говорить о какой-то статистике, то в пяти случаях из десяти я не ошибаюсь при выборе артистов. Это процент очень высокий, так как профессиональные артисты владеют неким языком обмана и могут выдавать желаемое за действительное. Есть и другие критерии, которые очень важны при выборе артистов. Например, человеческие качества. Безусловно, я как режиссер, навожу справки о том, где артист прежде работал, как строил свою жизнь, отношения с театром, с режиссером. Если это артист, который ставит свои амбиции выше принципов театра, то нам не по пути. Тут достаточно сложный механизм поиска. Это отдаленно напоминает мужчину и женщину в поисках своей второй половины: мы можем закрыть глаза на какие-то недостатки, можем пойти на какие-то компромиссы, но главное — общность интересов, общность взглядов, общность каких-то заповедей.

— Какими Вы видите молодых актеров сегодня?

— Актеры изменились. К сожалению.

— К сожалению?

— К сожалению. Я совсем недавно это отметил. Они не изменились как люди, соотношение добра и зла в человеческом обществе — это константа, постоянная величина. А что касается профессии, то сильно поменялись ценности. Среда, в которой растут актеры, сильно поменялась. Сегодняшний информационный поток обесценивает вещи, которые для нашего поколения считались святыми. Если эти ценности уходят из жизни, я начинаю теряться в профессии, потому что кроме этого ничего не знаю.
Если раньше актеры искали театр с какой-то сильной и мощной творческой программой и лидером, то сейчас ищут студию с перспективой долго сниматься в сериале, с хорошим продюсером, который может этот продукт пристроить на центральные каналы. Сегодня артистов больше интересует популярность, связанная с кино и с телевидением.

Меня же абсолютно не интересует театральная попса, не интересуют антрепризы, «случайные связи» (когда можно приехать в какой-то театр и за несколько недель поставить спектакль). Меня интересует театр как образ жизни. Сегодня молодые артисты приходят в театр, кладут здесь трудовую книжку и начинают бегать в поисках заработка, а при первой же возможности стараются уехать в Москву или в Петербург… Хотя нет, в Петербург уже не стремятся — там сейчас скудновато по части театральной жизни. В Москве тоже не очень весело, но там как-то все бурлит. Много пены, но все-таки бурлит. И до прошедшей осени кружило голову тысячам, тысячам артистов это сериальное движение. Многие из молодых артистов стали, как говориться, звездами.

— То есть это никакая не иллюзия?

— Нет, это все работает. В пример можно привести Лешу Маклакова. Когда-то он был интересным, но достаточно однообразным артистом на сцене. Сегодня — знаменитый прапорщик Шматко. И таких примеров много-много. Я даже перечислять не буду.

Очень немногие стремятся остаться в родном городе, в Новосибирске. Я сейчас изо всех сил пытаюсь исправить этот крен, создаю минимальные условия для артистов, которые могли бы сниматься и реализовать свою мечту — увидеть себя на большом экране. Сейчас мы открываем собственную киностудию, заканчиваем работу над первой картиной.

А Москва… Ну приедут они в Москву, станут там проститутками в прямом и переносном смысле этого слова — по-другому в нашей профессии редко кому удается обосноваться. Ну, будут надувать щеки и говорить, что работают в лучших театрах страны… Но существует «гамбургский счет», который все равно определяет, где настоящее и где есть понты, вставленные в золотую раму. Противостоять этим понтам и золоту очень сложно. Но слава богу есть люди, способные на это.

— Перестраивая свою жизнь в сторону кино, вы отказываетесь от театра?

— Не то чтобы я совсем отказался от театра или от института (Сергей Афанасьев является ректором первого за Уралом новосибирского Театрального института — прим. автора), но мне кажется, что приходит время, когда в кино я могу сделать больше, чем в театре. Театр это дело молодых. В театре должны работать молодые актеры и режиссеры с их энергетикой, с их безумным дилетантизмом, когда они ещё ничего не знают, не ощущают опасности и идут смело в любом направлении, открывают любые двери, не боятся оступиться или совершить какую-то ошибку. Вообще театр требует тех усилий, на которые способны только молодые люди и люди среднего возраста. В пятьдесят лет что-то в твоем сознании меняется.

Я сейчас говорю не про самоощущения — я завис где-то в районе двадцати пяти лет и не взрослею, от чего во многом страдаю. Вокруг меня ходят мои важные сверстники, солидные, при чинах, щеки дуют, брови хмурят и находят в этом какой-то особый кайф. Но я не могу себя раскрутить на солидность. Вообще очень тяжело отказаться от мысли, что ты нравишься окружающим. Согласитесь, нравится молодым людям гораздо приятнее, чем нравится людям пожилого возраста. Но это такая сторона тайно-интимная. Туда я обычно редко кого пускаю. Но если уж мы заговорили о распределении своих сил, то я могу сказать, что пытаюсь жизнь обмануть.

— Театр — дело молодых? А как же профессионализм? Профессионализм ведь приходит с возрастом.

— Профессионализм приходит. Но это не всегда хорошо. Профессионализм это уныло как-то звучит, это значит, что ты четко знаешь, что делать. А я вот люблю не знать, что делать. Сконструировать все в голове, расписать на листках, а потом прийти и поставить — это ремесло. Я им не владею и владеть не хочу.

— Ну, а как же цель? Разве возможно достичь цели без её детального представления?

— Я очень отчетливо вижу свою цель. Моя цель это понятие эмоциональное. Я вижу градус тех ощущений, температуру, жар, которые должен испытывать зритель, который придет на мой спектакль. Вот это я представляю и понимаю точно. А вот как это будет: где будет стоять артист, какой громкости будет музыка, какой интенсивности свет — этого я не знаю. Мне это неинтересно знать. Моя цель имеет метафизический характер. Как свет в конце тоннеля.

— Сегодня очень часто можно слышать разговоры о том, что нужно создавать культурную среду. Трансляция спектаклей по телевидению, по Вашему мнению, будет этому способствовать?

— Так можно только отбить навсегда любовь к театру. Культурную среду создать невозможно, она создается сама. Можно участвовать в создании этой среды, но её нельзя учредить каким-то законом. В создании этой среды участвуют родители, школа, друзья, улица, прохожие — все, с чем человек соприкасается ежедневно. Как человек попадает в театр обычно? Обычно человек попадает в театр двумя способами: либо его туда ведут родители, либо школа. Школа обычно скупает билеты, которые не пользуются спросом. Родители более тщательно к этому относятся. Совсем недавно мне позвонил знакомый и попросил достать билеты на определенный спектакль. Его внуку нравится волк, и когда он попал на спектакль без участия волка, то разочаровался в театре. Очень важно теперь реабилитироваться и сходить на тот спектакль, где есть волк. Вот это индивидуальный подход. В школе такого подхода не может быть. Я больше надежд возлагаю на родителей, которые должны принимать участие в театрально-эстетическом воспитании ребенка.

Если человек не был в театре до периода полового созревания, то очень важно чтобы его друг или подруга до свадьбы все-таки организовали ему конфетно-цветочный период с походом в театр.

Чтобы приучить человека к театру, нужен театр. Сегодня мало театра, а очень много его имитации. Люди, попадая в такой псевдотеатр, думают впоследствии, что театр — жалкое зрелище. И не хотят в этом участвовать.

А если зритель попадает в настоящий театр, то все происходящее его ошеломляет, он начинает понимать себя чуть лучше, он переживает такие эмоции, которых не переживал никогда в жизни. Необходимо сохранять настоящий театр. А сейчас с этим проблемы.

— Все чаще можно слышать о девальвации профессии, о снижении профессиональной планки…

— Раньше была диктатура идеологии, а сегодня — диктатура рубля. Раньше была идеологическая «попса», сегодня — «попса», связанная с коммерцией. Посмотрите на спектакли, которые играются во всевозможных антрепризах — это чудовищно. Конечно, девальвация профессии происходит. Информационные потоки твердят, что для того, чтобы стать звездой, не нужно трудиться, нужно просто оказаться в нужное время и в нужном месте. А это ведь не так. Настоящее искусство требует колоссального труда.

Существуют настоящие театры, на которых держится культура. Я очень люблю рассказывать этот случай. Однажды на театральный фестиваль им. А.Володина приехал Резо Габриадзе со своим удивительным кукольным театром, где куклы — какие-то простые тряпочки, бумажки, говорящие с удивительным грузинским акцентом. История была о том, как птичка полюбила молодого человека, а он полюбил эту птичку. Птичка так и не превратилась в прекрасную девушку. Когда спектакль прошел, зритель был совершенно зачарован. Вышел Резо, и ему задали вопрос: «Скажите, почему вы в такое тяжелое для Грузии время приезжаете на фестиваль?». Он ответил: «Я занимаюсь этим для того, чтобы не прервалась связь времен».

Мы уже прошли через такую чудовищную эпоху, когда в театрах не было зрителя. Когда перед глазами любого человека было одно только слово — «КООПЕРАТИВ». Все считали, что это и есть смысл нашей дальнейшей жизни. А теперь я понимаю, что это какая-то высшая сила заставляла нас это творить, чтобы не прервалась связь времен, связь поколений.

Рекомендую заглянуть:

• Путешествия и жизнь в Тайланде: путеводитель
• Туристическая страховка онлайн (скидка и какую выбрать)
• Как работать удалённо. Бесплатное пособие
• Мобильный интернет и связь в Тайланде